Он вздыхает, садится в кресло.
— И долго это будет продолжаться?
— Сколько захотите. Надоест — убьете.
— Лара, прекрати это.
— Нет.
Молчит. Смотрит. Мне все равно, мне уже все равно, я пытаюсь определить, сколько лет было дереву, из которого сделали ближайшую к щеке дощечку.
— Лариса, давай серьезно. Ты, вообще, еще хочешь быть врачом?
— Нет.
— А что ты хочешь?
Молчу. Хотите здесь вы, куратор. Мне зачем, у моих желаний нет шансов против ваших.
Пауза.
— Ты мне можешь хотя бы объяснить, что на тебя нашло? Что это была за дикая выходка?
— Ваша? Природная жестокость, наверное. И многовековая вседозволенность.
— Несомненно. Один вопрос, если можно: а каким языком мне тебе объяснять недопустимость твоего поведения? Я что, плохо с тобой обращался? Мучил тебя, бил, насиловал? Оскорблял, быть может? За что мне такой подарок? Ты подвела меня с работой, ты опозорила меня перед гостем… Он, кстати, очень веселился, просил благодарность тебе вынести от его имени: его давно так никто не развлекал.
— Я рада.
— Я вижу. Ответь на мой вопрос, пожалуйста.
Молчу. А уборщица халтурит — пылинки есть. И как же ей не совестно, светлейшего ж вампира кабинет.
— Лариса!
— А ты бей. У тебя хорошо получается. Я буду плакать, умолять остановиться, со всем соглашусь. Заодно и расскажу. Вот все, что хочешь услышать, то и расскажу, и даже теми словами, какие потребуешь. Главное бей, не останавливайся.
— Лариса, перестань, я не собираюсь тебя бить. Я поговорить с тобой хочу.
— Хоти.
— Лариса!
— Бей.
Он опускается на пол, приподнимает меня, прижимает к своей груди. Там слишком тепло, я помню. Ухожу на дно, ныряю в омут, за заколкой. Вода холодна, бурлит, крутит, и дно неспокойно — муть, взвесь. И солнце не пробивает, не разглядеть, а руки совсем замерзли, и не могут ничего нащупать.
— Лариса, поговори со мной, пожалуйста, — он обнимает меня, кажется, гладит. Глупый. Я же на дне. Вокруг вода. Холодная.
Он смотрит мне в лицо. Ждет. Хоть какой–то реакции. Я не закрываю глаз, не отворачиваюсь. Я просто смотрю на него сквозь толщу вод. Истоки Верьи — в ледниках Западных гор, она не прогревается даже летом. Он наклоняется и целует. Сначала очень легко, едва касаясь, затем раздвигает языком губы, зубы… Я не сопротивляюсь, просто не отвечаю. Мне в рот льется ледяная вода, но я не захлебываюсь, я давно уже не дышу. Я на дне. Здесь везде вода.
Он отстраняется, ничего не добившись. Думал, я буду желать его тела вечность? Я на дне ледяной реки. Здесь не бывает желаний.
— Лариса, перестань, вернись ко мне, — пытается достучаться вампир. — У тебя уже даже губы холодные. Возвращайся, так можно здорово заиграться.
— Нет.
— Почему ты сбежала, Лара? Тебя Лоу чем–то обидел?
— Ты.
— Я? Я защищал тебя, берег, пальцем тебя не тронул.
— Тронул.
— Я предупреждал, что надо слушаться. И это было после того, как ты сбежала с работы в пьяный загул. А я спрашиваю о том, что случилось до.
— До уже не важно. Либо я человек, либо вещь. Людям не причиняют боль. Вещи не чувствуют. Ты выбрал вещь. Возьми.
— Давай ты сядешь. Не надо лежать на полу.
— Нет.
Он сажает меня в кресло. Еще и придерживает, чтоб не соскользнула обратно.
— Теперь бей.
— Лара, прекрати делать из меня монстра.
— Хочешь, чтоб я здесь сидела — бей. Можешь руку опять вывернуть. Тоже больно.
— Перестань.
— Бей.
Он отходит. Садится в свое кресло. Я сползаю на пол, вновь прижимаясь щекой к паркету.
Он молчит. Ждет. Над нами плывет тишина. Зато слышен шум голосов в коридоре, множество шагов. И кто–то дергает ручку двери в приемной. Напрасно. Все личные разговоры здесь проходят только за закрытыми дверьми. Вампиры не выносят сор на люди. Впрочем, тот, кто дергает ручку, едва ли понимает, что вампирам есть, что скрывать.
Вампир молчит и ждет. Надеется, я одумаюсь? Зря. Меня качают холодные воды, и мне уже не нужно прилагать усилий, чтоб удержать перед глазами картинку. Я уже река, я теку. Долгий путь, от истока к устью, и другой рекой, и еще одной. А в конце меня ждет Бездна, все реки впадают в Бездну. Я тоже река, и когда дотеку, буду падать долго, долго, долго…
— Что мне делать, Ларис? Как с человеком я говорить с тобой не могу — мне не пробиться в твой мозг. Я пытаюсь говорить с тобой, как с вампиром — но ты не хочешь меня слышать. Мои слова для тебя вообще ничего не значат. Я прошу помочь мне — ты уходишь. Прошу объяснить — ты закрываешься в кокон, не оставляя мне даже эмоций. Как я могу тебя понять? Как мне до тебя достучаться?
— Бей.
Это не кокон, это вода. Сам же научил: чтобы поверили — надо чувствовать. А я чувствую только воду, только воду…
— Хорошо, я обещаю тебе, я даю тебе слово: я больше никогда не причиню тебе боль. Не притронусь к тебе и пальцем. Теперь мы можем поговорить?
— Ремень, кнут, плетка, монтировка…
— Я дал тебе слово, Лара. Моего слова достаточно любому вампиру. Любому человеку. И только ты опять не желаешь меня слышать.
— Я не поеду к тебе домой.
— И это причина? Ты пойдешь в грязную ночлежку с субъектами, чьих лиц не видишь, а имен не знаешь, а мой дом тебе претит?
— Я не поеду к тебе домой. Куда и с кем я решу пойти — не твое дело.
— Ты ищешь самостоятельности не там, где нужно. Лучше б жила у меня, училась вести хозяйство. Сколько можно за маму прятаться?
— Я к тебе не поеду.
— Допустим.
— Дай слово, что не заставишь и не увезешь силой.
— Сядь в кресло, как это принято у разумных существ, и я скажу тебе, в чем я готов дать тебе слово.
Сажусь. Он какое–то время смотрит на меня, потом начинает:
— Ты возвращаешься в университет. Я скажу в деканате, что ты болела. Ты возвращаешься на работу…
— Я не буду…
— Будешь. Работать. И если что–то в этой работе тебя станет не устраивать, ты будешь говорить об этом мне, а не бежать встревать в очередные неприятности. А я даю тебе слово, что ты не будешь жить в моем доме. Мы договорились?
— Я не хочу у тебя работать.
— Это не обсуждается. Ты остаешься.
— Я не буду.
— Не будешь что? Работать? Так детство кончилось. Твоей семье нужны деньги. Тебе — приучаться к дисциплине и ответственности за свои поступки. И при этом иметь возможность продолжать учебу.
— И чем я должна платить? За твои деньги и мои возможности? Кровью и плотью? Я не буду.
— Работой секретаря. Я не могу все делать сам. Мне нужен помощник. У тебя неплохо получалось. И, кажется, я не просил твоей крови.
